Петр I и его сподвижники

 

Оглавление

1. Пётр Великий и компания "друзей".

2. Птенцы гнезда Петрова.

2.1. Александр Данилович Меньшиков.

2.2. Борис Петрович Шереметьев.

2.3. Пётр Андреевич Толстой.

2.4. Алексей Васильевич Макаров.

3. Яркие индивидуальности, составлявшие единую команду.

 

Пётр Великий и компания "друзей".

В истории России вряд ли сыщется время, равное по своему значению преобразованиям петровой четверти XVIII века. За многовековую историю существования Российского государства было проведено не мало реформ. О том, что дали России петровские преобразования, со всей определенностью сказало время. Известный историк и публицист М. М. Щербатов считал, что путь, пройденный страной при Петре, без него пришлось бы преодолевать два столетия. Карамзин в начале XIX века полагал, что на это потребовалось бы шесть столетий. Ни Щербатов, ни Крамзин отнюдь не питали симпатий к царю-преобразователю, но даже они должны были признать гигантский скачок России в годы петровских реформ. Преобразования Петра обеспечили нашей стране новое качественное состояние: во-первых, значительно сократилось отставание экономической и культурной жизни России от экономической и культурной жизни передовых стран Европы; во-вторых, Россия в могущественную державу с современной сухопутной армией и могучим Балтийским флотом; возросшая военная мощь позволила России в ходе Северной войны сокрушить шведскую армию и флот и утвердиться на берегах Балтики; в-третьих, Россия вошла в число великих держав, и отныне ни один вопрос межгосударственных отношений в Европе не решался без ее участия. Особенность преобразований состоит в том, что они носили всеобъемлющий характер. Степень проникновения новшеств в толщу старомосковского уклада жизни была различной. В одних случаях, как, например, в быту, преобразования коснулись узкого слоя общества, оказав влияние, прежде всего на его "верхи". Множество поколений крестьян и после реформы не расставались ни с бородой, ни с сермяжным зипуном, а башмаки окончательно вытеснили лапти только в советское время. Но в области строительства вооруженных сил, структуры государственного аппарата, внешней политики, промышленного развития, архитектуры, живописи, распространения научных знаний, градостроительства новшества были столь глубокими и устойчивыми, что позволили иным историкам и публицистам середины прошлого века возвести петровские преобразования в ранг "революции", а самого Петра считать первым в России "революционером", причем не ординарным, а "революционером" на троне. Петр был очень не ординарным человеком. Прежде всего, поражает разносторонность его дарований: он был незаурядным полководцем и дипломатом, флотоводцем и законодателем, его можно было встретить и с топором и пером в руках, вырезывающим новый шрифт и сидящим за чертежом нового корабля, озабоченным постигшей неудачей и ликующим по поводу одержанной победы, за изучением какой-либо диковинной машины и размышляющим над устройством правительственного механизма обширного государства. Однако Петр великий был не только дельцом, но и мыслителем. Его жизнь так сложилась, что давала ему мало досуга заранее и неторопливо обдумывать план действий, а темперамент мало внушал и охоты к тому. Спешность дел, неуменье, а иногда и невозможность выжидать, подвижность ума, необычайно быстрая наблюдательность - все это приучило Петра задумывать без раздумья, без колебания решаться, обдумывать дело среди самого дела и, чутко угадывая требования минуты, на ходу соображать средства исполнения. В деятельности Петра все эти моменты, так отчетливо различаемые досужим размышлением и как бы рассыпающиеся при раздумье, шли дружно вместе, точно вырастая один из другого, с органически-жизненной неразделимостью и последовательностью. Петр является перед наблюдателем в вечном потоке разнообразных дел, в деловом постоянном общении с множеством людей, среди непрерывной смены впечатлений и предприятий; всего труднее вообразить его наедине с самим собою, в уединенном кабинете, а не в людной и шумной мастерской.

Это не значит, что у Петра не было тех общих руководящих понятий, из которых составляется образ мыслей человека; только у Петра этот образ мыслей выражался несколько по-своему, не как подробно обдуманный план действий или запас готовых ответов на всевозможные запросы жизни, а являлся случайной импровизацией, мгновенной вспышкой постоянно возбужденной мысли, ежеминутно готовой отвечать на всякий запрос жизни при первой с ним встрече. Мысль его вырабатывалась на мелких подробностях, текущих вопросах практической деятельности, мастеровой, военной, правительственной. Он не имел ни досуга, ни привычки к систематическому размышлению об отвлеченных предметах, а воспитание не развило в нем и наклонности к этому. Но когда среди текущих дел ему встречался такой предмет, он своей прямой и здоровой мыслью составлял о нем суждение так же легко и просто, как его зоркий глаз схватывал структуру и назначение впервые встреченной машины. Но у него всегда были наготове две основы его образа мыслей и действий, прочно заложенные еще в ранние годы под неуловимыми для нас влияниями: это - неослабное чувство долга и вечно напряженная мысль об общем благе отечества, в служении которому и состоит этот долг. На этих основах держался и его взгляд на свою царскую власть, совсем непривычный древнерусскому обществу, но бывший начальным, исходным моментом его деятельности и вместе основным ее регулятором. В этом отношении древнерусское политическое сознание испытывало в лице Петра Великого крутой перелом, решительный кризис.

В его деятельности впервые ярко проявились народно-воспитательные свойства власти, едва заметно мерцавшие и часто совсем погасавшие в его предшественниках. Петру удалось перевернуть в себе политическое сознание московского государя изнанкой на лицо; только он в составе верховной власти всего яснее понял и особенно живо почувствовал "долженства", обязанности царя, которые сводятся, по его словам, к "двум необходимым делам правления": к распорядку,  внутреннему благоустройству, и обороне, внешней безопасности государства. В этом и состоит благо отечества, общее благо родной земли, русского народа или государства - понятия, которые Петр едва ли не первый у нас усвоил и выражал со всей ясностью первичных, простейших основ общественного порядка. Самодержавие - средство для достижения этих целей. Нигде и никогда не покидала Петра мысль об отечестве; в радостные и скорбные минуты она ободряла его и направляла его действия, и о своей обязанности служить отечеству, чем только можно, он говорил просто, без пафоса, как о деле серьезном, но единственным и необходимом. Жить для пользы и славы государства и отечества, не жалеть здоровья и самой жизни для общего блага - такое сочетание понятий было не вполне ясно для обычного сознания древнерусского человека и мало привычно для его обиходной житейской практики. В минуты всенародного бедствия, когда опасность грозила всем и каждому, он понимал обязанность и мог чувствовать в себе готовность умереть за отечество, потому что, защищая всех, он защищал самого себя, как каждый из всех, защищая себя, защищал и его. Он понимал общее благо как частный интерес каждого, а не как общий интерес, которому должно жертвовать частным интересом каждого. А Петр именно и не понимал частного интереса, не совпадающего с общим, не понимал возможности замкнуться в кругу частных, домашних дел. Вот это трудное для древнерусского ума понятие об общем благе и усиливался выяснить ему своим примером, своим взглядом на власть и ее отношение к народу и государству Петр Великий.

Этот взгляд служил общей основой законодательства Петра и выражался всенародно в указах и уставах как руководящее правило его деятельности. Но особенно любил Петр высказывать свои взгляды и руководящие идеи в откровенной беседе с приближенными, в компании своих "друзей", как он называл их. Ближайшие исполнители должны были знать прежде и лучше других, с каким распорядителем имеют дело, и чего он от них ждет и требует. Стоит заметить, что многие, высказываясь об эпохе Петра Великого, говорят только о самом Петре, вроде, как только он проводил эти реформы, что он в одиночестве тянул воз преобразований в гору, в то время как "миллионы" тянули его под гору. В действительности у Петра было множество помощников, подвизавшихся на военном, дипломатическом, административном и культурном поприщах. Как и всякая знаменательная эпоха, время преобразований выдвинуло немало выдающихся деятелей, каждый из которых внес свой вклад в укрепление могущества России. Называя их имена, следует помнить о двух обстоятельствах: об исключительном даре Петра угадывать таланты и умело их использовать и о привлечении им помощников из самой разнородной среды. Среди сподвижников Петра Великого помимо русских можно встретить голландцев, литовцев, сербов, греков, шотландцев. В "команде" царя находились представители древнейших аристократических фамилий и рядовые дворяне, а также выходцы из "низов" общества: посадские и бывшие крепостные. Царь долгое время при отборе помощников руководствовался рационалистическими критериями, нередко игнорируя социальную или национальную принадлежность лица, которого он приближал к себе и которому давал ответственные поручения. Основаниями для продвижения по службе и успехов в карьере являлись не "порода", не происхождение, а знания, навыки способности чиновника или офицера.

Нет надобности доказывать, что в рамках самодержавной политической системы огромное значение имела личность самого монарха, его взгляды, определявшие, в конечном счете, выбор лиц, приближаемых к трону. Монарх ограниченных способностей выбирал и соратников серых и бесцветных. Чтобы быть замеченным и обласканным Петром, надлежало соответствовать взыскательным требованиям царя-рационалиста. Одна из граней дарования Петра великого состояла в умении угадывать таланты, выбирать соратников. Можно назвать десятки ярких индивидуальностей, раскрывших свои способности в самых разнообразных сферах деятельности. Но Петр умел не только угадывать таланты, но и использовать их на поприще, где они могли оказаться наиболее полезными. Несколько тому примеров. Под Полтавой под рукой царя находился весь цвет командного состава русской армии: фельдмаршал Б. П. Шереметьев, генералы А. И. Репнин, Я. В. Брюс, А. Д. Меньшиков. Петр послал преследовать бежавшего с поля боя противника А. Д. Меньшикова и, как дальше мы убедимся, не ошибся в своих расчетах - только Меньшиков, и никто иной, обладал такими свойствами характера и дарования, которые могли обеспечить успех операции у Переволочны.

При крайне опасном положении русской армии на реке Прут Петр отправил вести переговоры с османами не кого-либо из окружения, например того же канцлера Г. И. Головкина, а вице-канцлера П. П. Шафирова, человека столь же настырного, как и гибкого, умевшего быть грозным и неумолимым и источать столько любезностей и комплиментов, что совершенно обескураживал собеседника. Искусство Шафирова-дипломата оказалось весьма полезным, ибо перемирие, заключенное им на Пруте, предусматривало условия, самые легкие из мыслимых. Не менее удачным было назначение Б. П. Шереметьева командиром карательного отряда, направленного на подавление мятежных астраханцев, или назначение в состав делегации для переговоров со шведами А. И. Остермана. Этот коварный и вкрадчивый человек, умевший быстро завоевывать доверие и переходить на конфиденциальный тон, хотя официально и не занимал руководящей должности в делегации, но играл решающую роль в переговорах со шведами и на Аланском и Ништадтском конгрессах. В выборе соратников Петр ошибался редко, но ошибки все же случались, как, например, в его недооценке хитрости Мазепы. Но мы знаем и другого Петра человека жестокого и деспотичного, низводившего соратника до роли послушного исполнителя своей воли. Едва ли не самым выразительным примером могут служить взаимоотношения Петра и его фельдмаршала Б. П. Шереметьева. Царь никогда не возлагал на себя роль главнокомандующего армией или флотом. Такую должность номинально выражали на суше Б. П. Шереметьев, а на море - Ф. М. Апраксин. Фактически армией и флотом командовал Петр. Подобно тому, как в Адмиралтействе, по свидетельству современников, не вбивался ни один гвоздь без повеления царя, так в армии и на флоте без его ведома, не принималось ни одного более или менее важного решения. Где бы ни находился Петр - на самом театре военных действий, вблизи его или за многие сотни верст, именно Петр, а не Шереметьев руководил перемещением войск, их формированием, определял своевременность или несвоевременность сражения. В адрес фельдмаршала сыпались понукания, угрозы, распоряжения, включавшие даже мелочи боевой жизни. Шереметьев был настолько приучен к такого рода царским повелениям, что, оказавшись без них, пребывал в полной растерянности. Именно в таком положении оказался Борис Петрович, когда Петр, сразу же после Прусского похода, отправился заграницу - в Карлсбад на лечение и в Торгау на свадьбу своего сына Алексея. Связь с царем затруднена, и Шереметьев плакался Ф. М. Апраксину: ранее, писал фельдмаршал, было "не так мне прискорбно и несносно, как сие мое дело, за отлучением его самодержавства в такую дальность, тако ж, что вскорости не могу получить указ, а к тому отягощен положением на мой рассудок, что трудно делать". Своим "рассудком" Борис Петрович отвык пользоваться. Посочувствовал Шереметьев и Апраксину: "Мню себе, что и вы в такой тягости и печали застаешь". Не смотря на этот факт, Петр собрал вокруг себя компанию очень даровитых соратников, которые были весьма талантливы в своем деле. То была столь памятная компания сотрудников, которых подобрал себе преобразователь, довольно пестрое общество, в состав которого входили, как упоминалось выше, люди различного происхождения. Среди них можно найти и очень умных и самых обыкновенных, но все они были преданные и исполнительные.

Многие из них, даже большинство и притом самые видные и заслуженные дельцы, были многолетние и ближайшие сотрудники Петра: князь Ф. Ю. Ромадоновский, Князь М. М. Голицын, Т. Стрешнев, А. В. Макаров, князь Я. Ф. Долгорукий, князь А. Д. Меньшиков, графы Головины, Шереметьев, П. Толстой, Брюс, Апраксин. С ним они начали свое дело; они шли за ним до последних лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и самого преобразователя. Другие, как граф Ягужинский, барон Шафиров, барон Остерман, волынский, Татищев, Неплюев, постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше выбывших князя Б. Голицина, графа Ф. А. Головина, Шеина, Лефорта, Гордона. Петр набирал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхождения, и они сошлись к нему с разных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на португальском корабле, как генерал-полицмейстер новой столицы Девиер, кто пас свиней в Литве, как рассказывали про первого генерал-прокурора Сената Ягужинского, кто был сидельцем в лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто из русских дворовых людей, как архангельский вице-губернатор, изобретатель гербовой бумаги, Курбатов, кто, как Остерман был сын вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меньшиковым, когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской боярской знати. Не легко было сладить столь разнохарактерный набор в дружную компанию для общей деятельности. Петру досталась трудная задача не только подыскивать годных людей для исполнения своих предприятий, но воспитывать самих исполнителей. Неплюев впоследствии говорил Екатерине II: "Мы, Петра Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду". Но в этой суровой школе применялись не одни только суровые воспитательные приемы. Посредством раннего и прямого общения Петр приобрел большое умение распознавать людей даже по одной наружности, редко ошибался в выборе, верно угадывал, кто на что годен. Но, за исключением иностранцев, да и то не всех, люди, подобранные им для своего дела, не становились на указанные им места готовыми дельцами. Это был добротный, но сырой материал, нуждавшийся в тщательной обработке. Подобно своему вождю, они учились на ходу, среди самого дела. Им нужно было все показать, растолковать наглядным опытом, собственным примером, за всяким присмотреть, каждого проверить, иного ободрить, другому дать хорошую острастку, чтобы не дремал, а смотрел в оба. Притом Петру нужно было приручить их к себе, стать к ним в простые и прямые отношения, чтобы личной к ним близостью вовлечь в эти отношения их нравственное чувство, по крайней мере, чувство некоторой стыдливости, хотя бы только перед ним одним, и таким образом получить возможность действовать не только на ощущение официального страха должностного холопа, но и на совесть как не лишнюю подпорку гражданского долга или по крайней мере общественного приличия. В этом отношении, что касается долга и приличия, большинство русских сотрудников Петра вышло из старого русского быта с большими недочетами, которые ярко проявились в злоупотреблениях по службе. Петр жестоко и безуспешно боролся с этой язвой. Он ожесточался, видя, как вокруг него играют в закон, по его выражению, словно в карты, и со всех сторон подкапываются "под фортецию правды". Есть известие, что однажды в Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобросовестностью, он хотел издать указ вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно для покупки веревки. Тогда блюститель закона 'око государево", генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: "Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг, без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее другого'. Человек снисходительный, доброжелательный и доверчивый, Петр в такой среде стал проникаться недоверием к людям и приобрел наклонность думать, что их можно обуздать только "жесточью". Он не раз повторял Давидово слово, что всяк человек ложь, приговаривая: "Правды в людях мало, а коварства много. "Петр всеми возможными мерами пытался очистить столь испорченную атмосферу. Были у него и суровые законы, царская дубинка, которой он не раз бивал своих упрямых сподвижников. Однако он высоко ценил талант и заслугу и много грехов прощал даровитым и заслуженным сотрудникам, но ни за какие таланты и заслуги не ослаблял он требований долга; напротив, чем выше ценил он дельца, тем взыскательнее был к нему и тем доверчивее полагался на него, требуя не только точного исполнения своих распоряжений, но, где нужно, и действий на свой страх, по собственному соображению и почину, строго предписывая, чтобы в донесениях ему отнюдь не было привычного "как изволишь". Воспитывая себе дельцов самым обхождением с ними, требованиями служебной дисциплины, собственным примером, наконец, уважением к таланту и заслуге, Петр хотел, чтобы его сотрудники ясно видели, во имя чего он требуетот них таких усилий, и хорошо понимали как его самого, так и дело, которой вели по его указаниям, - хотя бы только понимали, если уж не могли в душе сочувствовать ни ему самому, ни его делу. Вот на таких четырех, сочувствовавших Петру и его благому делу, мне хотелось заострить внимание. Это Александр Данилович Меньшиков, Борис Петрович Шереметьев, Петр Андреевич Толстой, предок Л. Н. Толстого, и Алексей Васильевич Макаров. Каждого из них природа одарила неодинаковыми способностями, разными были и сферы их приложения. Но при всех различиях меры таланта и знаний у них были и общие черты. Все они тянули лямку в одной упряжке, подчинялись одной суровой воле и поэтому должны были сдерживать свой темперамент, а порой и грубый, необузданный нрав. В портретных зарисовках каждого из них можно обнаружить черты характера, свойственные человеку переходной эпохи, когда влияние просвещения еще не сказались в полной мере. Именно поэтому в одном человеке спокойно уживались грубость и изысканная любезность, обаяние и надменность, под внешним лоском скрывались варварство и жестокость. Другая общая черта - среди видных сподвижников царя не было лиц с убогим интеллектом, лишенных природного ума. Наконец, бросается в глаза общность их судеб: карьера почти всех из них трагически оборвалась.

Птенцы гнезда Петрова.

Александр Данилович Меньшиков.

Меньшиков по происхождению, как утверждало большинство его современников, был родом из незнатной семьи. Путь Александра Даниловича от пирожника до святейшего князя совершен на глазах у современников, он отражён в источниках. Не говорится только о природе, когда Алексашка сменил порты и рубаху на мундир солдата потешной роты и денщика Петра. В 1697 году он значился среди волонтёров, отправившихся за границу для обучения кораблестроению. Меньшиков в те годы не расставался с Петром ни на минуту и везде следовал за царём. В это время влияние Алексашки на царя сильно возросло. Меньшиков обладал как раз теми качествами, которые царь в условиях надвигавшейся войны искал в своём фаворите: усердие, сочетаемое с талантами, беспредельная преданность и умение угадывать помыслы царя, распорядительность, опирающаяся на уверенность в том, что царь поступил бы в том или ином случае точно так же, как поступает он, Меньшиков. Иными словами критерием "годности" фаворита стали его деловые качества. Под Нотебургом впервые проявились его военные дарования. Меньшиков, во время, приведя силы на подмогу, предопределил успех этого сражения. После этого Александр Данилович преуспел также и на посту администратора, в качестве губернатора Шлиссенбурга.

Входя в курс дела, Меньшиков накапливал опыт администратора и военачальника. Уже в эти годы его письма к царю или распоряжения подчиненным отличались деловитостью и лаконичностью - в них ни одного лишнего слова. Опять напрашивается сравнение: фаворит усваивал и тон, и манеру писем Петра. Александр Данилович работал, не покладая рук, с полной самоотдачей. Не менее успешней он справлялся и с другими поручениями. Для создаваемого Балтийского флота требовалось железо и корабельные пушки. Меньшиков организует поиск руд и закладывает два завода. Так царский слуга постепенно становиться соратником царя. На военном поприще Александр Данилович тоже быстро завоевал репутацию надёжного и энергичного исполнителя. В 1703 году он удачно руководил изгнанием неприятеля из земель по течению Невы. Укрепление острова Котлин и возведение Петропавловской крепости поручил Меньшикову, чем был весьма доволен. Царю нравилась распорядительность любимца не щадившего ни себя, ни других. В 1704 году под руководством Меньшикова была взята Нарва. В течение десяти лет, начиная с 1705 года, между Петром и Меньшиковым, судя по их переписке, поддерживались самые теплые отношения, не возникало ни одного повода, чтобы омрачить их. В 1706 году австрийский император наградил царского фаворита дипломом князя Священной Римской империи. Бывший пирожник стал светлейшим князем. В этом же году Меньшиков был поставлен командовать союзными войсками в Саксонии. Тогда то он и одержал свою блистательную победу у Калиша, блеснув и полководческими дарованиями и личной отвагой. Излишняя доверчивость князя оказала ему плохую услугу. По своей наивности, неумению лгать, принятию лживых заверений собеседника за чистую монету Меньшиков отдал Августу II шведских племенных, которых король предатель передал Карлу XII из-за своей личной выгоды. От этой доверчивости Александр Данилович не раз ещё пострадал, но до конца дней своих он не смог преодолеть её. В следующие годы последовало изнурительное отступление. Лишь 28 сентября 1708 года было предпринято сражение у Лесной, в котором под командованием Меньшикова и Петра был практически полностью уничтожен корпус Ливенгаупта, спешивший на соединение с основными силами Карла XII. Этот разгром и последующее взятие Меньшиковым крепости Батурин, резиденции изменника Мазепы, были одной из составляющих успеха русских под Полтавой. Лишённый продовольствия и боеприпасов Карл XII вынужден был постоянно менять дислокацию. Своими налётами русские войска "докучали" шведской армии. В некоторых из них участвовал и Меньшиков. Складу его характера и темпераменту вполне соответствовали такого рода внезапные нападения, где можно было проявить личную отвагу, и находчивость, и способность мгновенно ориентироваться в быстро менявшейся обстановке. В подготовке к полтавскому сражению Меньшиков сыграл решающую роль. В самой битве ему была отдана под командование вся кавалерия, которая сыграла не последнюю роль в ходе сражения. После одержанной победы преследование отступавших шведов возглавил Меньшиков. Через три дня драгуны Александра Даниловича нагнали противника у Перевологны, где пленили 16275 человек.

Случившееся у Перевологны подтверждает удачный выбор царя. Петр правильно учел свойства характера князя, которому в известной мере были свойственны и невероятная напористость, и способность действовать очертя голову, и, если хотите, отчасти авантюризм. Именно так и надо было поступить с деморализованным противником. Расчетливость Шереметьева и осторожность Боура вряд ли могли быть полезными в той ситуации. Перевологна, таким образом, к полтавской славе Александра Даниловича добавила новые лавры.

Никого из соратников Петра нельзя поставить на одну доску со светлейшим князем по вкладу, лично внесённому в разгром шведов. После Полтавы Пётр щедро вознаградил Александра Даниловича. После светлейший возвратился в Петербург, где с той же энергией, что и на войне, продолжил руководить застройкой города. В марте 1711 года был период недовольства царя Меньшиковым, из-за поступивших к Петру жалоб от жертв княжеского стяжания и произвола. Но размолвка скоро прекратилась, так как не было повода к её дальнейшему продолжению. Выполняя союзнические обязательства, в 1712 году Пётр вторгся в Померанию. Царь решил послать туда такого главнокомандующего, у которого полководческие дарования сочетались бы с дипломатическими способностями, кроме того, он должен был пользоваться беспредельным доверием Петра. Выбор пол на Меньшикова. Александр Данилович полностью выполнил свою задачу в Померании. Осада Штеттина была последней военной операцией князя. Больше светлейший князь не участвовал ни в сражениях Северной войны, ни в Каспийском походе. Это было связанно с хронической болезнью лёгких. После возвращения Меньшикова из Померании началась малоэффективная, будничная работа в качестве губернатора столичной губернии, сенатора, президента Военной коллегии. Повседневная работа князя была весьма полезна, о чём свидетельствуют похвалы царя. Помимо обязанностей сугубо губернаторских, Александр Данилович выполнял множество личных поручений Петра, включая попечение о детях царя. Князь всегда ответственно относился к порученным ему делам, спустя рукава он никогда ничего не делал, и, так же как и царь, целиком отдавался начатому делу и не успокаивался до тех пор, пока не приводил его к желаемому концу. Особая близость между Меньшиковым и Петром наступила в месяцы, когда велось следствие по делу царевича Алексея. Усердие Меньшикова в следствии - выше всяких похвал. Скованных заключенных он партиями отправляет в Москву. Некоторых из них он допрашивает сам. С особенным рвением светлейший брал под стражу князя Долгорукого, который когда-то возглавлял комиссию по расследованию его собственных обвинений в казнокрадстве. Список подписавших царевичу приговор возглавил Меньшиков. После окончания дела царевича Алексея у Александра Даниловича начались будни мирной жизни. Стоит заметить, что светлейший князь до конца своих дней оставался неграмотным. Он не умел ни читать, ни писать, о чём свидетельствуют многочисленные факты. С уймой дел ему помогали справиться многочисленные служители и его великолепная память. Меньшиков также обладал высокоразвитым здравым смыслом, заменявшим ему ученость и образованность. С неграмотностью Данилыча связан ещё один курьёз. Он был первым из русских, кого иностранное академическое учреждение избрало своим членом. Не кто-нибудь, а сам Ньютон 25 октября 1714 года известил Александра Даниловича об избрании его членом Королевского общества. Удивление неграмотного князя сменяется восхищением талантом самородка.

Меньшиков, как и все чиновники того времени, был не прочь запустить руку в казённый карман. Петля на его шее затянулась, когда он меньше всего ожидал неприятностей. На него было подряд заведено несколько дел. Не успевало одно разбирательство закончиться, как возникало новое. В общей сложности сумма начёта на него составляла 1581519 рублей. Неслыханная по тем временам сумма. Часть начёта он погасил наличными и товарами, часть Пётр ему простил, а оставшийся долг простила ему уже Екатерина. Но самую крупную неприятность Александру Даниловичу принесли не расследования о казнокрадстве, а попческое дело. Князь обвинялся в захвате чужих земель и закрепощении украинских казаков.

Как ни изворачивался князь, но, припертый к стене, вынужден был признаться царю: "Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего величества всенижайше слезно прошу милостивейшего прощения. " Терпение Петра было на исходе. Вероятно, к этому времени относятся вещие слова, будто бы сказанные им Екатерине: "Ей, Меньшиков в беззаконии зачат, и во гресях родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы". Однако царь проявил снисходительность к Александру Даниловичу, прежде всего за заслуги князя. Светлейший на любом поприще, куда бы ни послал Пётр, проявлял незаурядные способности организатора и безупречного исполнителя царских повелений. Такая распорядительность давала Петру основание выделять его среди своих сподвижников даже в те времена, когда отношения между ними стали иными, чем впервые полтора десятка лет их дружбы. Неизвестно, какой была бы судьба Меньшикова, проживи Пётр ещё несколько лет. Скорее всего, он разделил бы участь всех казнокрадов, тем более что главная его заступница Екатерина, из-за своей супружеской неверности, утратила влияние на царя. Но 28 января 1725 года Петра не стало.

Не без помощи князя Екатерина взошла на престол. При ней Меньшиков стал некоронованным правителем, полудержавным властелином, как назвал его Пушкин. Потом Александр Данилович с Остерманом осуществили план воздвижения на престол Петра II, за которого князь замышлял выдать одну из своих дочерей. Этот переворот сопровождался устранением противников. Но как раз расправа над Толстым, Бутурлиным, Девиером и Скорняковым-Писаревым была самым значительным промахом Александра Даниловича. Теперь, уничтожив бывших союзников, Меньшиков остался наедине с Остерманом, состязаться с которым, в умении плести интриги, ему не доставало ни ловкости, ни характера.

В сентябре 1727 года Пётр II подписал указ о лишении Меньшикова чинов и наград и ссылки его в Ранненбург. В апреле 1728 года князь был сослан в Берёзов, где он и скончался 12 ноября 1729 года.

Меньшиков обладал многими достоинствами, но два важнейших порока, неуёмное честолюбие и ничем неограниченное своеволие, привели его к трагическому концу.

Падение князя открывает серию дворцовых переворотов XVIII века, суть которых глубоко вскрыта В. И. Лениным.

Он отмечал, что они были "до смешного легки", поскольку речь шла не об изменении общественного строя и политической системы, а всего лишь о смене лиц, стоявших у кормила правления. Сменялись цари и царицы, место одни фаворитов и временщиков занимали другие, но порядки оставались прежними. Все они независимо от происхождения, национальности и вероисповедания ревностно служили классу, в состав которого влились. И если мы вспоминаем имя Меньшикова, то, прежде всего по тому, что этот человек-самородок был героем Калиша, Полтавы и Переволочны и внес не малый вклад в укрепление могущества России.

Борис Петрович Шереметьев.

Борис Петрович Шереметьев - полная противоположность Меньшикову. Всякий раз, когда мы сравниваем черты характера и детали биографий этих сподвижников Петра, у нас появляется все больше оснований для их противопоставления. Меньшиков не мог похвастаться предками - ему пришлось изобретать себе родословную достойную уважения. Родословие Шереметьева было блистательным. Меньшикова природа одарила талантами полководца и администратора. Шереметьева мы не можем назвать бездарным, но его способности были намного скромнее. Светлейший был подвижен, энергичен, отважен и даже бесстрашен; ему ни чего не стоило очертя голову броситься в пекло сражений либо совершить лихой и неожиданный налет на неприятеля. Шереметьев, напротив, отличался медлительностью и крайней осторожностью. Он сама рассудительность, остерегающаяся неожиданных поворотов; наперекор рассудку он не шел. Первый любил рисковать - второму риск противопоказан. Шансы свои и своего противника Шереметьев досконально взвешивал и чувствовал себя уверенно, когда располагал превосходством в силах. Он не из тех полководцев, кто под воздействием эмоций мог бросить судьбу вверенного ему войска на волю случая.

Но вместе с тем в чертах характера обоих деятелей нетрудно обнаружить некую общность. Их роднили тщеславие, страсть к стяжательству, оба были неравнодушны к лошадям. Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что эта общность была чисто внешней. Они руководствовались в своих начинаниях разными побудительными мотивами и потворствовали своим слабостям разными средствами. Так, Меньшиков, умножал свои богатства тем, что запускал руку в казенный сундук, не различая личное достояние и государственное. Не брезговал светлейший и скользкими финансовыми операциями, если они сулили изрядные барыши. Борис Петрович бескорыстием не отличался - иначе бы он не был сыном своего времени, но не отваживался красть в масштабах, которые дозволял себе Меньшиков. Представитель древнейшего аристократического рода если и воровал, то настолько умеренно, что размеры украденного не вызывали зависти у окружающих. Шереметьев умел попрошайничать. Он не упускал случая напомнить царю о своей "нищете", и его стяжания являлись плодом царских жалований: вотчин он, кажется, не покупал.

Подоплека интереса к лошадям тоже была различной. Для Меньшикова порода лошадей в конюшни имела престижный характер - княжеское тщеславие не позволяло ему довольствоваться скромным выездом. Борис Петрович проявлял подлинную любовь к лошадям и знал в них толк.

Борис Петрович родился 25 апреля 1652 года. Сначала служил стольником, потом был жалован в бояре. При Софье Шереметьев служил на дипломатическом поприще: он возглавлял посольство, отправленное в Речь Посполитую для ратификации “Вечного мира” . После того как Софья была повержена, Борис Петрович долгие годы не был призван ко двору. Во время первого Азовского похода Шереметьев не пользовался особым расположением царя, поэтому он участвовал на отдельном от Азова театре военных действий. Это расположение надлежало завоевать делом и Борис Петрович не жалел сил, чтобы добиться успеха. Он без особого труда разорил османские крепости по Днепру. Три месяца спустя после отправки Великого посольства Шереметьев поехал в Речь Посполитую и Австрию, дальнейший его путь лежал в Венецию.

Для выполнения дипломатической миссии в этих странах у Петра не было более подходящей кандидатуры, чем Шереметьев, в особенности, если учесть, что весь цвет русской дипломатии был включен в состав "Великого посольства". Преимущество Шереметьева состояло в том, что за его плечами был опыт дипломата, и ему уже довелось побывать в некоторых из стран, куда он держал путь. Шереметьев был, кроме того, военачальником, причем он успешно руководил военными действиями против неприятеля, являвшегося противником номер один и для дворов, которые он намеривался посетить, Варшавы, Вены, Неаполя. Имела значение внешность Бориса Петровича. Голубоглазый блондин с открытым лицом и изысканными манерами, он располагал качествами, необходимыми дипломату: в случае надобности он мог быть и непроницаемым, и надменным, и предупредительно любезным. Петр при выборе кандидата, видимо, учитывал еще одно качество Бориса Петровича: он был не чужд восприятию западной культуры, во всяком случае, ее внешних проявлений.

Вернулся он 10 февраля 1699 года. Теперь он носил немецкую одежду и очень удачно подражал немецким обычаям, в силу чего был в особой милости и почете царя. Нарва не прибавила славы к полководческой репутации боярина Шереметьева. В этом сражении ему была поручена ответственная операция по задержанию Карла XII, спешившего на помощь осажденному гарнизону. Борис Петрович отступал два раза, не смотря на то, что после первого отступления сам царь повелел вернуться ему на прежнее место. Во время боя Шереметьев с конницей в панике бежали через реку Нарову. Более тысячи человек пошло ко дну.

У Петра, потерявшего под Нарвой почти весь офицерский корпус, выбора не было, и он прибегнул к услугам Шереметьева. Две недели спустя после Нарвы царь поручает ему принять командование конными полками.

Первую более или менее значительную операцию Шереметьев предпринял в начале сентября 1701 года, когда он тремя отрядами, обшей численностью 21000 человек, нанёс поражение шведам. Потеряв всего 9 человек, отряды Бориса Петровича уничтожили три сотни шведов, две пушки и свыше ста орудий. Военное значение этой операции было невелико, однако ее, прежде всего, оценивали в плане повышения морального духа русских войск. После Нарвы это была первая победа над шведами. Затем 27 декабря 1701 года последовала ещё одна, но уже более крупная, победа у мызы Эрестфер. Значение этой победы царь оценил лаконично и выразительно, как он умел делать, восклицанием: “Мы можем, наконец, бить шведов!” Появился и первый полководец, научившийся их побеждать, - русский фельдмаршал Б. П. Шереметьев. Одной из черт характера Бориса Петровича являлась основательность подготовки и организация дела. Однако фельдмаршал, наряду с этими положительными качествами, проявлял чрезмерную медлительность. В июле 1702 года БП провел ещё одну успешную операцию, после которой он стал полновесным хозяином Восточной Лифляндии. Обе кампании озарили Шереметьева лучами славы первого победителя шведов. В октябре 1702 года под командованием Бориса Петровича штурмом была взята крепость Орешек. В 1703 году судьба была благосклонна к Борису Петровичу: он совершил несколько удачных операций. Под его командованием русские войска овладели Ниеншанцем, Копрьем и Ямом, а также осуществили успешный марш по вражеской территории. В трех из этих операций он действовал самостоятельно, без вмешательства царя. В итоге он не дал Петру ни единого повода для выражения недовольства или раздражительности. В июне 1704 года фельдмаршал, без каких либо успехов осаждал крепость Дерпт, пока не прибыл царь. Он был очень раздражен Борисом Петровичем, так как тот неправильно выбрал направление атаки. Под руководством Петра через десять дней крепость была взята штурмом. Через месяц в августе Петру, наконец, то удалось взять Нарову. После этих побед царя Шереметьев потерял царское расположение. Однако Пётр был уверен, что Борис Петрович, хотя и не обладал выдающимися полководческими дарованиями, зря армию не погубит. Отношения между фельдмаршалом и царём не были близкими, их, скорее, можно назвать официальными. Шереметьев не входил в компанию близких к Петру людей. Скорее всего, Борису Петровичу не было уютно в компании Петра потому, что нравам аристократа претило многое: и то, что царь совершал поступки, не соответствовавшие царскому сану, и то, что он окружил себя подлородными выскочками, и, наконец, его непочтительное отношение к родовитым людям. И хотя фельдмаршалу пришлось сделать вид, что он смирился со всеми чудачествами и нелепыми выходками царя и его шутовского двора, но по-настоящему приспособиться к этим порядкам, поступиться с детства усвоенными привычками и взглядами было выше его сил. Шереметьев был человеком другой эпохи, точнее, человеком, в котором черты аристократического воспитания причудливо переплелись с новшествами в поведении царя.

С конца 1701 до 1704 года – время наибольшей близости царя к фельдмаршалу. Но по мере того как Пётр набирался полководческого опыта, происходила переоценка ценностей. Главная слабость Шереметьева – медлительность не раз вызывала раздражение царя. В июле 1705 года БП проиграл сражение у Мур–мызы. Это был единственный проигрыш Шереметьева за все годы Северной Войны. Конечно, это известие не доставило радости Петру, однако он сдержался и обратился к фельдмаршалу лишь со словами утешения.

В августе БП был послан подавлять бунт стрельцов в Астрахани. Выбор царя пал на Шереметьева, так как он обладал рядом преимуществ, ставивших его вне конкуренции при назначении на этот пост.

К ним, прежде всего, относится репутация Шереметьева среди населения как полководца, научившегося побеждать шведов. Имело значение и то, что руки фельдмаршала не были обагрены кровью казненных стрельцов: в казнях он не участвовал. Особой популярностью Шереметьев пользовался у дворян: чин боярина и принадлежность к древнему аристократическому роду способствовали консолидации вокруг него дворянства.

При большом давлении царя только к марту 1706 года БП добрался до Астрахани. Он вел линию на обострение отношений с астраханцами и действовал в нарушение инструкций царя. Подчинись фельдмаршал этим приказам Петра, ему была бы уготована роль человека пожинавшего плоды усилий людей, подготовивших сдачу города без сопротивления. Подробная роль не сулила Шереметьеву ни почестей, ни наград. Экспедиция завершилась успешно, и БП получил в награду Юхоцскую волость и село Вощажниково.

В конце 1706 года Шереметьев был назначен главнокомандующим полевой армии, и его вновь можно было встретить в действующей армии. На театре боевых действий оказались БП и генерал-лейтенант Меньшиков, который благодаря своему фавору часто действовал вопреки воле главнокомандующего. Из-за этих препирательств Головинское сражение окончилось для русских весьма неудачно. Однако этот эпизод вскоре был забыт, ибо на смену ей пришли две блистательные победы, в которых правда, БП не участвовал. Первая из них произошло 30 августа 1707 года под селом Добрым. Вторая – 28 сентября у деревни Лесная. В общей сложности в обеих баталиях полегло 11 тысяч шведов. Карл XII оказался в трудной ситуации. И он был вынужден, из-за отсутствия продовольствия, постоянно менять свою дислокацию. Петром был создан сильный и мобильный отряд для нанесения молниеносных ударов. Шереметьев был назначен руководить операцией, но он не справился. Шереметьев был хорош и даже незаменим в операциях, где требовались осторожность, расчетливость и выдержка. Он умел педантично и с большим успехом "томить" неприятеля и изнурять его силы. Здесь же надлежало проявить качества, органически чуждые Шереметьеву: азарт, дерзость, внезапность, риск. Царь был крайне недоволен действиями Бориса Петровича и свой гнев выразил тем, что отобрал у него Преображенский полк. В последовавшей после этих событий Полтавской битве роль Шереметьева была почти незаметна, из-за того, что в битве участвовала лишь третья часть русской армии. Хотя в наградном списке фамилия Бориса Петровича стояла первой. В 1709-1710 году Шереметьев осадой взял Ригу. Эта победа предала забвению все инциденты, вызывавшие недовольство царя по отношению к фельдмаршалу. В ноябре 1711 года произошло генеральное сражение у реки Прут, в котором Шереметьев принимал участие как главнокомандующий. В ходе сражения русские оказались в “мышеловке” , так как османская армия сильно превосходила российскую армию по численности. Спасло русскую армию от неминуемой гибели лишь заключение мирного договора 11 июля 1711 года. По условиям договора сын Бориса Петровича Михаил должен был отправиться к туркам в качестве одного из заложников. Чтобы утешить старого фельдмаршала Пётр не поскупился на щедрые награды. Список награждённых ограничивался тремя лицами, среди награждённых был и Шереметьев. Несомненно одно: БП не утратил доверия царя. В марте 1712 года Шереметьев обратился к царю с необыкновенной просьбой. Фельдмаршал счел, что напряжение походной жизни ему уже не под силу, пора на покой. Петр, однако, повелел ему жениться, и сам подыскал 60 летнему вдовцу невесту. Ею стала Анна Петровна Салтыкова. Анна Петровна родила Борису Петровичу пятерых детей. В феврале 1713 года было возбужденно следствие на Шереметьева и Савелова, по поводу того, что БП отобрал у Рожнова “цук вороных немецких лошадей” . Неизвестно как обернулось бы дело Шереметьеву, если бы оно не прекратилось также внезапно, как и началось. 1718 год был помечен крупными неприятностями. Борис Петрович не поставил свою подпись под приговором царевичу Алексею и царь полагал, что Шереметьев симулировал болезнь, из-за которой он не явился в столицу. Тем самым Пётр решил БП душевного покоя и омрачил последние годы его жизни. Умер фельдмаршал 17 февраля 1719 года.

В жизни Бориса Петровича постоянно переплеталось старое и новое, создавая портрет деятеля периода перехода от Московской Руси к европеизированной России. Имя его сохранилось в истории, прежде всего как полководца, громившего шведов.

Пётр Андреевич Толстой.

Карьера А. П. Толстого началась со службы при отце в Чернигове, который был тогда воеводой. В 26 лет в 1671 он получил чин стольника при дворе царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Известно, что Петр Толстой принимал живейшее участие в стрелецком бунте 1682 г, в ходе которого царями были провозглашены Иван и Петр, а регентшей при них до их совершеннолетия – царевна Софья. Потом Толстой служил воеводой в Устюге Великом, где и лично встретился с Петром I. Эта встреча положила начало сближения между ними. Надо отдать должное умению Петра Андреевича приспосабливаться к изменяющейся обстановке. Другой на его месте, потерпев неудачу в борьбе за трон на стороне Софьи, замкнулся бы в себе или озлобился в ожидании либо падения, либо смерти Петра и участвовал бы в заговорах против него. Толстой так не поступил. Он проявил выдержку, терпение и понимание того, что единственный путь поправить свои дела лежал через завоевание доверия царя. Этой целью руководствовался Петр Андреевич, когда в 1697 году, в возрасте 52 лет, будучи дедушкой, испросил у царя разрешения отправиться волонтером в Италию. Толстой знал, что делал: ничто не могло вызвать такого расположения царя, как желание изучать морскую науку.

Уместно напомнить, что почти одновременно с Толстым туда держал путь и Шереметев. Толстой и Шереметьев занимали разные ступени социальной иерархии русского общества. Петр Андреевич был стольником, а Борис П. - выходец из древнего аристократического рода, боярин Петр Андреевич обладал нужными качествами для путешественника: наблюдательность, любознательность, умение сближаться с людьми в незнакомой стране. 26 февраля 1697 года в Италию выехал московский книжник. Спустя год и 11 месяцев в столицу возвратился человек с изящными манерами, облаченный в европейское платье, свободно владевший итальянским языком. Его кругозор расширился настолько, что он мог отнести себя к числу если не образованнейших, то достаточно европеизированных людей России, чтобы стать горячими сторонниками преобразований. Петр, отличавшийся даром угадывать призвание своих сподвижников, нашел знаниям и талантам Толстого иное применение: вместо морской службы он определил его в дипломатическое ведомство, и, похоже, не ошибся.

Дипломатическая деятельность Толстого протекала в сложной обстановке. В эти годы Россия лишилась союзников. Задача русской дипломатии состояла в том, чтобы предотвратить выступление Османской Империи против России. Эту нелёгкую ношу, Петр взвалил на Толстого. Выполняя эту задачу, Петр Андреевич должен был полностью мобилизовать свои духовные и физические силы, раскрыть недюжинные дипломатические дарования, проявить огромную настойчивость и изворотливость. Чтобы достичь желаемых результатов, Толстому надлежало преодолеть барьер психологического свойства – высокомерное отношение, а порой и пренебрежительное, султанского двора, к русским дипломатам. Задача Петр Андреевич состояла в том, чтобы поднять престиж России.

29 августа 1702 года Толстой прибыл в Андрианаполь, где тогда находился султанский двор. Перед ним возникло столько непредвиденного, что другой, не будь он таким незаурядным человеком, не владей он даром располагать к себе людей и пользоваться их услугами, наверняка допустил бы массу оплошностей и ошибок. Человек деятельный и практичный, Петр Андреевич рассуждал, по-видимому, так: раз он отправлен с ясной, четко сформулированной целью, то, прибыв на место, надобно без промедления приступить к её достижению. И он сразу же стал настойчиво добиваться аудиенции султана. Но в это время умер старый визирь, а новый еще не приступил к исполнению обязанностей. И сколько Толстому не втолковывали, что обычаи исключают аудиенцию у султана, до встречи с визиром, он продолжал настаивать на своём мнении. Петр Андреевич был очень организованный человек, и обладал незаурядной способностью мгновенно оценивать обстановку четко определять последовательность выполнения задач. В основном эти качества и помогли ему сделать многое для достижения мира.

В ожидании аудиенции Толстой зря времени не терял. Послу в соответствии с обычаем того времени наряду с публичной инструкцией была вручена и секретная, намечавшая обширную программу сбора информации о внутреннем и внешнем положении Османской империи.

Османцы встретили Петр Андреевич с недоверием. Подозрительность османского правительства доходила до того, что оно считало целью прибытия посольства определение удобного времени для нападения на Османскую империю. Османцы даже попытались выдворить Толстого из страны, но Петр Андреевич убедил их в необходимости иметь при султанском дворе постоянно представителя русского царя. В сентябре 1703 года султанский двор, центральные учреждения и все посольства переехали из Адрианаполя в Стамбул. В этом же году Толстой отправил в Москву сочинение под названием “Состояние народа турецкого” . Это был ответ посла на секретные пункты инструкции.

В Москве, конечно же, по достоинству оценили сообщенные Петром Андреевичем сведения об организации вооруженных сил империи, о мобилизации янычар на случай войны, о способах доставки к театру военных действий снаряжения, вооружения и продовольствия. Поражает богатство сведений о военно-морских силах. В сочинении Толстого можно почерпнуть данные не только о типах кораблей, их вооружении, укомплектованности экипажей, о верфях, но и сигнализации, подготовке кораблей к бою и боевых порядках во время морских сражений.

Вплоть до 1704 года посла держали в сильном притеснении, дворы, на которых он жил, были малы, а ему самому не позволялось даже выходить за пределы двора. Только в 1704 году, при пятом по счету визире, наступила, наконец, некоторая “вольность” . Посольство переселилось в новый дом с обширным подворьем, на котором раскинулся сад с фонтанами. То был результат многочисленных протестов посла. Новый визирь, вступивший в должность в конце 1704 года ещё более ужесточил режим. Петр Андреевич поражала частая смена визиров, не говоря уже о министрах. Отсутствие политической стабильности пагубно отражалось на переговорах.

Границы возможного в усилиях Толстого предотвратить нападение Османской империи на Россию тоже оказались не беспредельными, и ни какие дары и старания Петра Андреевича не могли отвести эту угрозу в 1710 году, когда султан объявил-таки ей войну. Сказанное, понятно, нисколько не умаляет значение дипломатических дарований Толстого.

В 1703 году, когда Крымское ханство требовало от Османцев объявления войны России султан, непожелавший разрывать мир с Россией, отстранил от власти воинственного крымского хана. Для приведения крымцев в повиновение была отправлена огромная армия. Но визирь отправил янигар не для усмирения татар, а на соединение с ними, чтобы совместно выступить против России. Толстой нашел лазейку к султану и сообщил ему о намерениях визиря, тем самым Петр Андреевич спас Россию от нападения турок. Это была проба сил Толстого на дипломатическом поприще. Она завершилась его блистательной победой.

Новая напряженность в работе посла возникла в марте 1707 года, когда крымский хан, с поддержки французского посла, пытался помочь Станиславу Мщинскому, напасть на Россию. Но и в этом инциденте Петр Андреевич одержал верх.

Он нашел способ вручить султану письмо с опровержением доводов посланий двух королей Карла XII и Станислава Лещинского и разоблачением интриг крымского хана и французского посла. Царь по достоинству оценил успех своего посла. 20 мая 1707 года Петр Андреевич получил письмо Г. И. Головкина с извещением о пожаловании ему "за усердную службу и труды" вотчины. Высокая оценка Петром деятельности Толстого придала ему сил и уверенности в себе.

В июле этого же года опять ситуация обострилась в столицу прибыл эмиссар от шведов и поляков с письменными и устными предложениями, но Толстому удалось благодаря продажности османских правителей, перехитрить его, и тот был выслан из Османской империи.

В начале 1708 года Толстой получил из Москвы пакет с тремя документами: копией письма гетмана Мазепы, сопроводительным письмом Головкина, с выражением недовольства службой посла, и царским указом. В Москве считали, что получаемая от Толстого информация не отражала истинного положения дел в Стамбуле. Мазепа в своём письме приводил доводы, что Османцы собираются напасть на Россию. Но в тоже время Петр Андреевич заверял Москву, что всё в порядке. Толстой методично, шаг за шагом опровергал утверждение Мазепы от первого до последнего. Этот эпизод высвечивает ещё одну черту характера Петр Андреевичмужество в защите собственного мнения. Недоразумение было устранено. Толстой продолжал доносить об отсутствии признаков подготовки к войне. В 1708 году деятельность Петр Андреевич внесла вклад в сохранение мира на южных рубежах в то время, когда страна остро нуждалась в мире: шведы колесили по земле Украины, и в любой момент, объединившись с татарами и турками, могли обрушиться на русскую землю.

Османцы осознавали, что Пётр, одолев шведов, двинет свою армию против них. Поэтому турки исподволь мобилизовали свои ресурсы и проявили глубокую заинтересованность в затягивании Северной войны. Пока Петр Андреевич удерживал султанский двор от вступления в войну и действовал так успешно, что удостоился новой похвалы царя, шведская армия была разгромлена под стенами Полтавы. С августа 1709 года в русско-османских отношениях наступил новый этап. В донесениях Толстого появились тревожные вести об интенсивной подготовке империи к войне.

Во второй половине 1709 года османы с большей готовностью внимали мифу шведского короля о существовании 50-тысячной армии и нелепым заявлениям обанкротившегося гетмана о поддержки украинским народом его предательских начинаний, чем призывам посла России соблюдать "мир и любовь". Но на сей раз, к декабрю 1709 года, Петр Андреевич удалось установить мир. Подтверждением взаимного доверия служили также согласованные условия выдворения из владений султана шведского короля. Через 10 месяцев победу торжествовали недруги России. Первым симптомом возникновения напряженности была смена визиря. В наспех написанном письме в ожидании, что с минуты на минуту в покои ворвутся янычары, Петр Андреевич извещал: "... и я, чаю, что уж больши не взмогу писать". Главная новость, которую посол спешил сообщить русскому правительству, состояла в том, что султан принял решение "войну с нами начать ныне через татар, а весною всеми турецкими силами". Итак, войны, в конечном счете, избежать не удалось. Но уже то обстоятельство, что русско-османский конфликт разразился после Полтавы и блистательных побед в Прибалтике, а не до них, само по себе уменьшило испытания, выпавшие на долю России. Этим наша страна в известной мере обязана усердию Петра Андреевича Толстого. Сохранение мира было главной, но не единственной задачей русского посла в Стамбуле. Второе поручение царя, по своей значимости намного уступавшее первому, заключалось в установлении торговых отношений между двумя странами на договорной основе.

Но как настойчиво ни пытался Толстой заключить торговый договор, сделать это ему не удалось. В общем, целом при знакомстве с содержанием и формой переговоров на конференциях с османскими министрами, создаётся впечатление о Толстом как о человеке многоликом, умевшим быть предупредительным, деликатным и спокойным и в тоже время нестабильным и твёрдым, напористым и жестоким.

Петр Андреевич вернулся из Османской империи в 1714 году. Два года он служил в Посольской канцелярии, в эти годы внешнеполитическое ведомство не совершало ни одной памятной акции. Лишь в 1717 году Толстому было поручено дело доставки сына Петра на родину из Австрийской империи, куда Алексей сбежал. Австрийский цесарь Карл VI не желал выдавать царевича вопреки его воле. Но это заявление можно было игнорировать, ибо и Толстой, и австрийские министры понимали, что упрямство цесаря чревато нежелательными последствиями – вторжением русских войск в Силезию или Богемию и пребыванием их там до тех пор, пока царь не получит сына. Благодаря точным данным о местонахождении царевича и веским доводам Толстому удалось встретиться с Алексеем 26 сентября. Но только 3 октября Петр Андреевич обманом удалось заставить Алексея дать согласие на возвращение в Россию. Толстому также удалось избежать встречи Алексея с Карлом VI, так как Петр Андреевич боялся, чтобы царевич не изменил своего намерения возвратиться в Россию. Но цесарь заподозрил неладное в поведении Алексея и повелел Брюннскому губернатору, встретиться с Алексеем и спросить у него, по своей ли воле тот возвращается к отцу. Но стараниями Толстого добиться от царевича правильного ответа Брюннскому губернатору не смог. После этого путь до Москвы не сопровождался больше никакими инцидентами. После этого началось знаменитое следствие по делу царевича. Тактическим руководителем следствия был царь, а человеком, вытягивающим показания из подследственных, был Толстой. Усердие Толстого в деле царевича Алексея было вне всяких сомнений. Благодаря проявленному рвению Петр Андреевич стал пользоваться у царя большим, чем раньше, доверием.

В награду за блестящее завершение дела царевича П. А. Толстой получил чин действительного тайного советника и 1318 крестьянских дворов. Так же Толстой был назначен президентом Комеруколлегии, а позже – сенатором. Затем он получил должность начальника Тайной розыскной дел канцелярии. Эта канцелярия расследовала политические дела, основными методами дознания были пытки. Петр Андреевич не проявлял ни малейшего сердоболия и отзывчивости на чужую беду, и сам участвовал в пытках. Начало блистательному взлету карьеры Толстого положило расследование им дела царевича Алексея. С тех пор известная настороженность Петра по отношению к Толстому исчезла, и он находился в числе немногих лиц, которых царь в последние годы жизни приблизил к себе и которым давал ответственные поручения. Перечисленные признаки роста влияния Толстого не идут ни в какое сравнение с тем, что произошло 28 января 1725 года, когда умер Петр Великий. Екатерина была обязана восшествием на престол двум сановникам покойного супруга - Меньшикову и Толстому.

В апреле 1727 года по делу Дивеера о заговоре против воли её императорского величества Толстой, как один из участников этого заговора, был сослан в Архангельск. Конечно же, в этом деле не обошлось без Меньшикова. По его приказу было возбуждено дело, так как заговорщики затрагивали его личные интересы. После полутора лет ссылки Петр Андреевич Толстой умер там же в Архангельской губернии в Соловецком монастыре.

Жизнь Толстого примечательна во многих отношениях. Петр Андреевич был единственным сподвижником Петра, который начинал свою карьеру его противником, а заканчивал его верным слугой. Чтобы совершить подобную метаморфозу, надобно было преодолеть косность и консерватизм среды, на которую он по началу ориентировался. В ряды сподвижников Петра Толстой влился в зрелые годы, и, несмотря на это, он с усердием стал постигать новое, причем в процессе не обучения, как то делали его более молодые современники, а переучивания. Это всегда сложно и трудно.

Вряд ли среди дипломатов, которыми располагал царь в самом начале XVIII века, можно было найти более подходящую кандидатуру на должность русского посла в Стамбуле, чем Петр Андреевич.

Вряд ли, деле, кто-либо мог проявить столько настойчивости, изворотливости и гибкости, как Толстой. Здесь важен итог его нелегкой службы, выразившийся в том, что ему удалось предотвратить выступление против России Османской империи в тот период Северной войны, когда это выступление таило для нашей страны наибольшую опасность.

Другая, не менее важная заслуга толстого за время пребывания в Османской империи состояла в том, что с его именем связано утверждение нового статуса посла как постоянного представителя России при султанском дворе. В итоге престиж России был поднят на более высокую ступень.

В 1717 году после бегства царевича Алексея во владения императора Священной римской империи, Петр Великий, куда большим выбором дипломатов, чтобы отправить кого-либо из них для розысков беглеца и возвращения его в Россию, чем в начале века, в его распоряжении находились Борис Иванович Куракин, Петр Павлович Шафиров, Василий Лукич и Григорий Федорович Долгорукие и многие другие, но царь поручил это сложное и деликатное дело тоже Петру Андреевичу Толстому. И в данном случае он вряд ли мог сыскать лучшего исполнителя своей воли. Толстой мог быть и вкрадчивым, и суровым, и мягким, и твердым, и резким, и обходительным, то есть обладал качествами, использование которых обеспечило в тех условиях успех. У Петра не было оснований быть недовольным трудами своего эмиссара - он действовал напористо и в то же время без шума и, с одной стороны, своими действиями не вызвал дипломатических осложнений с венским двором, а с другой – уговорил царевича вернуться в Россию.

Алексей Васильевич Макаров.

Жизнь Макарова, внешне не броская, без ярких всплесков. Алексей Васильевич не купался в лучах славы, не давал он и сражений, не вёл успешных переговоров, не сооружал кораблей и не командовал ими. Макаров вносил вклад и в победы русского оружия, и в успешные действия русской дипломатии, и в строительство регулярной армии и флота, и в новшества культурной жизни страны. Короче, он участвовал во всех преобразовательных начинаниях царя. К этому его обязывала занимаемая должность: он являлся кабинет-секретарём Петра. Макаров следовал за Петром повсюду. Образно говоря, он был тенью царя, его памятью, глазами и ушами. Как и Пётр, Алексей Васильевич работал, не зная устами, с полной отдачей сил. Царю, бесспорно, импонировали спокойствие, уравновешенность, благоразумие и пунктуальность кабинет секретаря. Макаров принадлежал к числу сподвижников Петра, которые, подобно Меньшикову, Девиеру, Курбатову и многим другим, не могли похвастаться своим родословием. Круг обязанностей Кабинета был достаточно широк. Они включали в себя переписку с русскими послами и агентами за границей, с губернаторами, коллегиями, Синодом и Сенатом; заботы о найме иностранных специалистов и отправке русских людей за границу; руководство строительством царских дворцов, устройством парков. Кабинет ведал содержанием придворного штата, расходами на Кунсткамеру, выдачу вознаграждений за монстров. Важной прерогативой Кабинета являлся прием челобитных на царское имя. В кабинете отложились множество документов военного содержания. Наконец, в последние годы жизни царя немало сил Кабинета поглощало написание "Гистории Свейской войны".

Карьера Макарова не вздымалась по вертикали, как, например, у Меньшикова. Напротив, восхождение к власти у него протекало медленно, не осложняясь, впрочем, ни падениями, ни крутыми подъёмами. И всё же две вехи на его долгом пути можно отметить. Первый раз это случилось в 1711 году, во время Прутского похода, и затем повторилось в 1716-1717 годах, когда они совершали путешествие за границей. Месяцы, проведённые вместе, сблизили царя с Макаровым. Пётр в полной мере оценил многие достоинства своего кабинет-секретаря: трезвую голову и ясный взгляд, способность трудиться, не покладая рук, быть слугой верным и надёжным.

Чем обширнее становились обязанности Кабинета, и чем больше поступало донесений, реляций, ведомостей, челобитных и прочих документов, тем весомее становилась роль Алексея Васильевича. Царю естественно было не под силу самому разобраться в массе входящей корреспонденции. Предварительный ее просмотр и систематизацию, а также определение важности существа дела производил кабинет-секретарь; он же докладывал о ней Петру, он же отвечал сам или готовил проекты ответов, подписываемых затем царем. В промежутке между этими заботами Макаров выслушивал повеления Петра, управлялся с финансовыми делами Кабинета и даже выкраивал время для управления собственными вотчинами.

Трудно себе представить, когда он успевал все это делать. Сил у Макарова должно было быть чуть больше, чем у простого смертного. Это "чуть больше" и превращало Макарова в помощника, крайне необходимого царю. Правда, Алексей Васильевич имел сотрудников, но не зависимо от них он тянул такой воз и с такой щедростью растрачивал энергию, что это возводило его в ранг незаурядных людей.

Многие челобитчики научились обходить петровские указы, каравшие за подачу царю прошений: они обращались с просьбами не к царю, а к Макарову, что бы тот исхлопотал у монарха положительное решение вопроса. Почти все просили кабинет-секретаря донести свою просьбу до царя” во благополучное время” . И Макаров терпеливо его выжидал, тем самым, предотвращая вспышку царского гнева по поводу предоставляемых ему донесений, содержащих плохие вести для него. Стоит упомянуть о деле Курбатова, обвинявшегося в казнокрадстве. Роль Макарова в этом деле была крайне сложной и требовала от него не только ловкости, но и отваги. Ему приходилось лавировать между противоборствующими силами – Меньшиковым и Курбатовым, с каждым из которых он находился в приятельских отношениях. Кроме того, Макарову надлежало считаться и с самим царём, внимательно следившим за ходом следствия и считавшим Курбатова казнокрадом. Во время следствия Алексей Васильевич делал всё возможное, чтобы облегчить судьбу приятеля. Но старания кабинет-секретаря оказались тщетными, и веру царя в виновность Курбатова он не поколебал. Также были наиболее известные дела Ершова и Кикина, в которых Макаров выступил в роли заступника обвиняемого. В общем целом служба Макарова на посту кабинет-секретаря была весьма необходимой и полезной для Петра.

Звёздный час Макарова, как и Меньшикова, наступил в годы непродолжительного царствования Екатерины I. Алексей Васильевич был вторым после Меньшикова человеком, к предложениям которого императрица прислушивалась и выражала готовность согласиться с ними. При Екатерине Кабинет, а вместе с ним и кабинет-секретарь достигли наивысшего авторитета и влияния. Но со смертью Екатерины судьба Кабинета, как и его секретаря, была предрешена. Неделю спустя после похорон императрицы, 23 мая 1727 года, Верховный тайный совет принял два указа, которыми положил конец существованию Кабинета и назначал Макарова президентом Камер-коллегии. Таким образом, Алексей Васильевич был удалён от двора. Портрет Макарова будет выглядеть ущербным, если не оставить его хозяйственную деятельность. Алексей Васильевич принадлежал к типу помещиков, представленных такой колоритной фигурой, как Меньшиков. Конечно, земельные богатства Макарова не шли ни в какое сравнение с владениями Шереметьева и особенно Меньшикова. Тем не менее, Макарова можно отнести к помещикам выше среднего достатка. С Меньшиковым Макарова сближает не только практичность, но и происхождение вотчинного хозяйства. Оба они начинали с нуля, не имея ни земли, ни крестьян. Превращение сына вологодского посадного человека в помещика плод собственных усилий и предприимчивости Макарова. В нем чиновник, знавший себе цену на бюрократическом поприще, бок о бок уживался с расчетливым дельцом, умевшим округлять свои богатства. К концу жизни Макаров стал довольно крупным помещиком. Он владел не менее чем полутора тысячами крепостных крестьян. Девиз хозяйственной деятельности Макаров сформулировал сам: "а … люди ж всякого себе добра ищут, что нам можно делать". Слово у него не расходилось с делом. Кабинет-секретарь, действительно, всю жизнь был озабочен поисками для себя "добра", то есть повышения доходности вотчин.

Безусловно, Алексей Васильевич брал взятки, иначе он не был бы сыном своего века. Но брал он, видимо, в таких размерах, что этого рода поступки, считавшиеся в те времена обычными, не привлекали внимания трёх следственных комиссий и изветчиков, сочинявших доносы.

В самом начале царствования Анны Иоановны карьера Макарова круто оборвалась. Он оказался не у дел. Имя Макарова было предано забвению. С 1731 года Алексей Васильевич находился под следствием, причём следствия накатывались одно ан другое, подобно волнам, обрушивая на его голову непрерывные испытания. Они тянулись на протяжении томительного долгого десятилетия. В эти годы он стал жертвой "остермановщины" и предстаёт как трагическая личность. Макаров принадлежал к числу первых русских людей поднявших голову против немецкого засилья.

Внимательно присмотревшись к деятельности Алексея Васильевича, можно без труда обнаружить в ней скрытое от поверхностного взгляда огромное внутреннее напряжение, которое он с достоинством выдержал. Он послужил России хорошую, добросовестную службу. Вряд ли Пётр мог бы найти другого столь уравновешенного, благоразумного и исполнительного кабинет-секретаря.

Яркие индивидуальности, составлявшие единую команду.

Подведем итоги. Сразу же оговоримся, что в них отражены наиболее яркие черты соратников Петра, ибо опираясь на изучение биографии не всех сподвижников царя-реформатора, а только наиболее выдающихся личностей. Известный историк первой четверти первого столетия, которого я уже упоминал во вступлении к работе, Карамзин писал о людях боровшихся за власть после смерти Петра: "... пигмеи спорили о наследии великана". Тем самым он выразил негативной отношение к сподвижникам царя. Вряд ли можно согласиться с подобной оценкой тех, кто сотрудничал с Петром в годы тяжелой Северной войны и одерживал в ней победы, участвовал в административных реформах и поднимал культурный уровень страны, закладывал основы регулярной армии и создавал военно-морской флот, утверждал величие России на международной арене.

Подобно тому, как Петр не похож по складу своей натуры на царя Алексея Михайловича, так не похожи соратники Петра на бояр, и окружавших трон его родителя. Но сподвижники Петра не схожи и с людьми, находившимся у подножия трона, скажем, Екатерины II или Александра I. Главное, что отличало Меньшикова Шафирова, Ягужинского, Шереметьевых и Куракиных, с одной стороны, и от Потемкиных и Новосильцевых, Воронцовых Строгановых - с другой, состояло в отсутствии традиции.

Отсчет времени, когда началось формирование личности в России, следует вести со знаменитой Табели о рангах 1722 года, хотя идеи, в ней заложенные, начали внедряться Петром задолго до ее обнародования. Петр, нарушая традиции и преодолевая сословную замкнутость, комплектовал ряды своих сподвижников, как мы знаем не только из людей "породных", но и бывших холопов, посадских и иностранцев.

Когда присматриваешься к деяниям Петраи его сподвижников, обращаешь внимание на то, сколь основательно опережал свое время царь идеей всеобщего блага, которой он служил. Из этого отвлеченного понятия соратникам царя было ближе и роднее благо - личное. Суровые меры Петра оказались бессильны преодолеть казнокрадство, прежде всего тех, кто вышел из низов. Шереметьев, Голицин и прочие аристократы не были уличены в этом пороке. Князь Матвей Петрович Гагарин, повешенный за казнокрадство, являл собою исключение.

Четыре очерка, входящих в реферат, посвящены биографиям четырех несхожих людей. Самой яркой фигурой среди них был, бесспорно, Александр Данилович Меньшиков. Он был, наверное, самым выдающимся сподвижником Петра. Необычным был путь восхождения его к могуществу, славе и богатству; пирожник стал вторым лицом в государстве. Незаурядными были дарования этого человека, в полной мере раскрывшихся на военном и административном поприщах. Не оставляет равнодушным падение князя, последние годы жизни, проведенные в полной безвестности в далеком Березове. Интересен Меньшиков, прежде всего, как личность - личность нового времени, пробужденная к жизни реформами царя-преобразователя.

Этот деловитый делец занимал совершенно исключительное положение в кругу соратников Петра. Человек темного происхождения, "породы самой низкой, ниже шляхества", по выражению князя Б. Куракина, едва умевший расписаться в получении Жалования и нарисовать свое имя и фамилию, почти сверстник Петра, сотоварищ его воинских потех в Преображенском и корабельных занятий на голландских верфях, Меньшиков, по отзыву того же Куракина, в милости у царя "до такого градуса взошел, что все государство правил, почитай, и был такой сильный фаворит, что разве в римских гисториях находят". Он отлично знал царя, быстро схватывал его мысли, исполнял самые разнообразные его поручения, даже по инженерной части, которой совсем не понимал, был чем-то вроде главного начальника его штаба, успешно, иногда с блеском командовал в боях. Смелый, ловкий и самоуверенный, он пользовался полным доверием царя и беспримерными полномочиями, отменял распоряжения его фельдмаршалов, не боялся противоречить ему самому и оказал Петру услуги, которых он никогда не забывал.

Что князь принадлежал к деятелям крупного масштаба, явствует из значимости его поступков - не в манере светлейшего было мельчить и довольствоваться малым. Размах, как свойство широкой натуры князя, виден во всем: и на театре военных действий, где он никогда не ограничивался полумерами, и в отношениях со своими недругами, где он был неумолим, и в сооруженных по его заданию дворцах, по всей пышности и размерам превосходивших все, что в то время было сооружено в новой столице и ее пригородах, и в его самом длинном и пышном, уступавшем лишь царскому титуле, и в захватывающей воображение роскоши, и в казнокрадстве, и в безграничном честолюбии. Заслуги Меньшикова в преобразовательных начинаниях Петра Великого вряд ли можно переоценить. Даже если бы эти заслуги ограничивались только воинскими подвигами князя, то просто их перечисления достаточно, чтобы увековечить его имя: Калиш, Лесная, Батурин, Полтава, Переволочна, Штеттин - вот главные победы князя в северной войне. Если в двух из них он делил радость триумфа с Петром, то в остальных он руководил операциями самостоятельно, показав при этом недюжие способности военачальника. Но он проявил себя, как мы узнали из очерка о нем, не только на поле брани, но и как крупный государственный деятель. Что касается Меньшикова в правительственном механизме, то природа сохранившихся источников такова, что, пользуясь ими, невозможно вычленить его роль как сенатора или даже руководителя Военной коллегии. Если течение дел журчало по привычному бюрократическому руслу и не вызывало осложнений, то, как говорится, за лесом не видны деревья, участие каждого сенатора или члена коллегии скрыто общим решением. Исключение составляет знаменательная свара в Сенате в 1722 оду, когда за скупой регистрацией перебранки можно восстановить ход разыгравшегося скандала и роль в нем отдельных сенаторов. Именно по этому в реферате отмечена роль князя в строительстве Петербурга и ничего не сказано о Меньшикове-сенаторе, равно как и о Меньшикове - президенте Военной коллегии. Слабость Меньшикова на виду, как на виду и его вклад в победы Северной войны, в создании регулярной армии и флота, в строительстве и благоустройстве новой столицы. Алчность светлейшего, его порою затмевавшая рассудок страсть к стяжанию способны в известной мере "подмочить" репутацию князя. Но в жизни выдающейся личности привлекает, прежде всего ее реальный вклад во славу России, разумеется, России той поры, с ее социальными порядками. Вклад его велик, и потому потомки помнят имя Меньшикова.

Не менее яркой личностью является и Петр Андреевич Толстой. Он вызывал чувство глубокой неприязни у Андрея Артамоновича Матвеева, сына боярина Артамона Сергеевича, убитого стрельцами во время бунта 15-17 мая 1682 г. Одним из виновников гибели его отца был Толстой, действовавший в интересах Милославских. И тем не менее Матвеев-младший характеризовал Петра Андреевича как человека острого ума. Репутацию умного, ловкого и проницательного деятеля Толстой сохранил и к исходу своей жизни. Французский посол Кампредон не жалел хвалебных эпитетов в его адрес: "Это человек даровитый, скромный и опытный"; "Это лучшая голова России"; "Толстой самый доверенный и бесспорно самый искусный из министров царицы"; "Это человек тонкого ума, твердого характера и умеющий давать ловкий оборот делам, которым желает успеха".

Кампредона можно было бы заподозрить в предвзятости, ибо он, как и прочие иностранные послы в Петербурге, не скупился на похвалы тем русским государственным деятелям, которые охотно шли ему на уступки. Но из очерка о Толстом нам известно, что дела Петра Андреевича подтверждают, а не опровергают характеристику Кампредона. Толстой служил делу Петра верно и преданно и без оглядки отдавал этой службе все свои недюжинные дарования.

Поле деятельности Петра Андреевича - дипломатия. Занятие этим ремеслом не всегда предполагало наличие чистых рук. В ход пускалось все, что обеспечивало успех: обман, шантаж, подкупы, вероломство, лицемерие и даже убийство. После того, как узнаешь о том, как он использовал все рычаги давления на царевича Алексея, чтобы добиться от него согласия вернуться в Россию, или о том, как он скупал оптом и в розницу османских министров, может создаться впечатление, что Толстой был злодеем или, во всяком случае, человеком, лишенным элементарной нравственности. Нельзя, однако, игнорировать то обстоятельство, что Толстой-дипломат, как и русская дипломатия в целом, всего лишь постигал азы европейской дипломатической службы, весьма не разборчивой в средствах достижения цели. Петр Андреевич руководствовался не своекорыстными, а государственными интересами, и его действия вознаграждались в той мере, в какой они способствовали укреплению либо мощи государства, либо позиции монархов.

В ином ракурсе выглядит Толстой в общении с Петром и его министрами, а также в семейном кругу. Здесь он был и преданным слугой, и добрым порядочным семьянином, заботливым супругом и отцом.

Иные черты были присущи Борису Петровичу Шереметьеву. По своему мироощущению, привычкам это был человек XVII века, волей судьбы заброшенный в бурное время петровских преобразований. Он и не порвал с прошлым, и полностью не воспринял настоящие, точнее не смог превозмочь себя, чтобы органически слиться с этим настоящим. Из XVII века он прихватил черты патриархального воеводы и представления о военном искусстве, определяющим признаком которого являлось не умение, а число. В петровское время он приобрел навыки в создании и управлении регулярным войском, более мобильным и боеспособном, чем поместная конница прошедшего века. В сплаве этих двух качеств и формировался полководец Шереметьев. Его главная сфера деятельности - поле брани, и Россия была обязана первыми победами.

Присущее Шереметьеву сочетание названных выше качеств определяло отношение царя к своему фельдмаршалу. Оно никогда не было теплым, и в то же время его нельзя назвать враждебным. Борис Петрович с завидным терпением переносил постоянные понукания царя, чаще всего являвшиеся результатом его медлительности, иногда брюзжал, но никогда не уклонялся от любых поручений царя и с чувством долга их выполнял. Последнее обстоятельство необходимо подчеркнуть в связи с тем, что в литературе бытует пущенная князем Щербатовым молва о словах, будто бы сказанных Борисом Петровичем, когда он отказался участвовать в суде над царевичем Алексеем: "... служить своим государям, а не судить его кровь моя есть должность".

Письма Шереметьева кабинет-секретарю Макарову, князю Меньшикову, генералу Апраксину и самому царю дают основание отклонить версию Щербатова: на подобную демонстрацию фельдмаршал был не способен не только на исходе своих сил, но и в годы их расцвета.

В отличие от Меньшикова, Толстого и Шереметьева, пользовавшихся большей или меньшей самостоятельностью и силой обстоятельств вынужденных иногда принимать собственные решения, Алексей Васильевич Макаров подобных трудностей не испытывал: он всегда был при Петре, неукоснительно следовал за ним, куда бы тот ни направлялся, хотя бы на курорт.

Конечно же, могучая фигура Петра заслоняла Макарова, но, присмотревшись к деятельности его кабинет-секретаря, можно без риска ошибиться сказать, что Алексей Васильевич принадлежал к числу самых доверенных лиц царя и был непременным его помощником во всех его начинаниях. Если Петра его можно сравнить с маховым колесом, приводящим в движение весь правительственный механизм, то Макаров выполнял функции приводного ремня.

Через руки Макарова проходили все донесения Петру, равно как и указы, исходившие от царя, каких бы вопросов они не касались: военных, дипломатических или относившихся к внутренней жизни страны. И все же главным поприщем, где Макаров, проявлял необыкновенное трудолюбие, феноменальную работоспособность и высочайшую степень организованности, значительно облегчал титанический труд Петра, был "распорядок".

Петр, поучая как-то своего сына, заявил, что управление страной складывается из двух забот: "распорядка и обороны". Шереметьев, Меньшиков и Толстой подвизались в области "обороны", полем деятельности Макарова был "распорядок". Яркие и не похожие индивидуальности, они дополняли друг друга, создавая, выражаясь спортивным языком, единую команду. В конечном счете, деятельность каждого из них, направляемая твердой рукой Петра, была подчинена его воле.

Но вот Петра не стало. Наступила пора безвременья, когда государственная телега в силу инерции продолжала двигаться в раз заданном направлении. Страна, подобно путнику, израсходовав ресурсы во время продолжительного и изнурительного похода, как бы сделала привал, решила передохнуть, чтобы собраться с новыми силами и вооружиться новыми идеями.

При Петре его сподвижники блистали, после его смерти блеск потускнел, и создается впечатление, что вместо личностей выдающихся у трона стали копошиться заурядные люди, лишенные государственной мудрости. Они продолжали дело Петра, скорее всего, в силу инерции, как отмечалось выше, чем вследствие творческого восприятия полученного наследия и четких представлений, как им распорядиться. Более того, современники стали свидетелями острого соперничества за власть, начавшегося у еще неостывшего тела Петра и продолжавшегося свыше полутора десятка лет.

Эта метаморфоза была обусловлена абсолютистским режимом, признававшим покорность и слепое повиновение и ограничивавшим проявление у соратников Петра инициативы, воли и самостоятельности не только в действиях, но и в мышлении. Режим воспитывал деятелей особого рода, главным достоинством которых являлась исполнительность. Петр умел подавить соперничество и противоречия между своими соратниками в самом зародыше. Свары выносились наружу лишь изредка как это, например, случилось в Сенате в 1722 году, когда царь, предводительствуя войсками, отправился в Каспийский поход. После смерти Петра соперничество в борьбе за власть стало нормой жизни.

Абсолютистский режим уготовил сподвижникам Петра еще одну общность, относящуюся к их судьбам: почти все они плохо кончили. Вспомним трагическую судьбу Меньшикова, или Толстого, скончавшегося ссыльным на Соловках, опалу Макарова и завершение жизненного пути на эшафоте Голициным и Долгоруковым. По трупам соперников уверенно и медленно продвигался к вершинам власти лишь ловкий Остерман. Система правления имела самое прямое отношение к этим падениям, ибо самодержавный строй ставил как возвышение, так и опалу государственных деятелей в прямую зависимость от личных качеств монархов: их способностей, вкусов, представлений о своей роли в государстве. Совершенно очевидно, что бездарным наследникам Петра оказались не ко двору его незаурядные сподвижники.

При Петре никто из них не осмеливался навязывать ему свою волю и править страной его именем. При ничтожных приемниках Петра Великого такие возможности появились. Короче, с соратниками Петра, многих из которых можно назвать людьми одаренными, произошло то же самое, что и с маршалами Наполеона, низведенными до положения заурядных людей после того, как их гениальный повелитель сошел с исторической сцены.

"... История вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несомненно деятелей", - писал В. И. Ленин. В этом реферате мы проследили жизненный путь четырех "несомненно деятелей". Их жизнеописание поучительно в нескольких аспектах. С одной стороны, каждый из них - Меньшиков, из пирожника ставший великим князем, аристократ Шереметьев, представитель посада Макаров и потомок помещиков средней руки Толстой - служил одному классу - дворянство, вождем которого являлся Петр Великий. Само собою разумеется, что их служба в условиях того времени укрепляла позиции этого класса в феодальном обществе России.

С другой стороны, надобно подчеркнуть социальную среду, из которой царь рекрутировал сподвижников. Она была очень разнородной, в ней присутствовали люди даже из "подлых" сословий, как я уже отвечал в начале реферата. В связи с этим вспомним вещие слова К. Маркса: " Чем более способен господствующий класс принимать в свою среду самых выдающихся людей из угнетенных классов, тем прочнее и опаснее его господство".

Важный итог деятельности "птенцов гнезда Петрова" состоит в том, что каждый из них вносил свою лепту в укреплентие могущества России и превращение ее в великую европейскую державу.

Список литературы.

1. Павленко Н. И. Птенцы гнезда петрова. - М.: Мысль, 1985.

2. Павленко Н. И. Полудержавный властелин. М.: Современник, 1988.

3. Ключевский В. О. Петр Великий, его наружность, привычки, образ жизни и мыслей, характер.// Исторические портреты, М.: Правда, 1990.

4 Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников.// Исторические портреты, - М.: Правда, 1990.

5. Соловьев С. М. Птенцы Петра Великого.// Чтения и рассказы по истории России, М.: Правда, 1989.

Сайт управляется системой uCoz